Случилось тут солисту нашего любимого "Блюзсобеседника" загреметь в больничку. Но ведь душа поэта не может просто лежать в своем теле и спокойно болеть. Как результат - Дима не только выздоровел, но и обогатился множеством историй, рассказанных соседями по палате.
читать дальше
1. Ракурс с койки
В начале сентября угораздило меня оказаться на больничной койке пульмонологического отделения одной из пермских больниц. Пневмония подобралась незаметно: сначала побаливало в груди, потом появилась отдышка, потом невозможно стало спать… Однажды утром за мной приехала Скорая помощь. Молодой врач осмотрел меня, снял кардиограмму и назидательно сообщил, что за последнее время 50% инфарктов переносят мужчины как раз в моем возрасте. «Газель» увезла мое судорожное тело в местную медсанчасть, где в приемной уже другой молодой врач сообщил мне, что все это очень напоминает пневмонию и, на всякий случай, госпитализировал меня.
Не буду распространяться о радостях больничного быта, все и без меня прекрасно знают, что такое больничное питание, антигигиеничность и врачебный цинизм. Но, между тем, дабы не прослыть последним пессимистом и занудой, я стал искать прелести и в этом скудном существовании. И, представьте себе, нашел.
В моей палате, помимо меня, лежали ещё четыре пациента – всё люди с богатым трудовым прошлым и возрастом за 70 лет. Они кряхтели, рыгали, пердели, задыхались от кашля, сморкались и харкались. Но, все-таки, они еще и говорили, так что я, закрывая иногда свою электронную книгу, пытался уловить наиболее интересные россказни этих повидавших жизнь мужчин. И мне удалось это сделать, что, собственно, перевернуло в конечном итоге мое отношение к сопалатникам. Вот некоторые из этих многочисленных историй.
2. Доктор сказал в морг
- Сорок шесть лет проработал я печником на заводе Ленина. В 24 и 25 цехах стояли доменные печи, вот мы с бригадой и обслуживали эти херовины. Гарь страшная. Температура в цехе за 40, в воздухе раскаленный метал и примеси, и в этих условиях нам приходилось работать. Теперь врачам не понять, откуда у меня столько дыхательных патологий, а я их заработал по полной.
Было это толи в конце 50-х, толи в начале 60-х, не помню точно. Работал я как-то на высоте – высоко, метров десять. А мы с мужиками уже с утра херакнули спиртяги, так что работается весело. Так вот, чиню я что-то на высоте, как вдруг пиздец… Под ногами у меня ломается перекладина, и я со всей дури падаю спиной на пол с таких-то метров. Лежу, не могу пошевелить ни одной конечностью. Даже глаза не открываются - вижу сквозь узкую щелку. Боли нет – все тело как онемело. И сказать ничего не могу, рот не слушается.
Мужики налетели, орут: «Убился! Копыта двинул! Тащи в санчасть!» Да ёбаный ты в рот, думаю, нужно тело мне в чувства вернуть, а башка-то варит. Может, нужно было плеснуть в меня соткой, так ведь ни хуя. Потащили меня, значит, в больницу (там недалеко от проходных на 905 года) и кажут врачу, мол, ёбнулся с высоты, пиздец работнику, хули делать? А я, главное, сказать-то ничего не могу, а сам про себя думаю, ну, пидорасы, делайте же чё-нибудь. Доктор посмотрел на меня, пощупал пульс и говорит, чё, мол, вы его ко мне притащили, тащите в морг. Ну и приволокли меня в морг.
Там пиздец как холодно, темно и кругом жмурики. Бросили меня так в робе как и привезли. Лежу, хуёво мне стало – башка заболела, спина зудеть начала и тошнит, значит. А всё равно – ни рукой, ни ногой двинуть не могу. А за дверью приёмное отделение (морг типа подсобки такой) и я слышу, как мои мужики с врачом спиртягу допивают. Чёк, да чёк, за Володьку нашего безвременно ушедшего. А у меня жаба душит и похмелье подкатывает. Ух я зол был.
Вдруг через какое-то время чувствую, что стало покалывать по телу: сначала в ногах, потом по туловищу пошло, потом руки, глаза открылись, губы зашевелились… Встал я с лежанки и давай в дверь ломиться. Ору, мол, выпускайте суки, хватит жрать, спирт общий. Слышу, затихли все. Потом кто-то подошел к двери, и тихонечко так открывает навесной замок-то. Смотрю – доктор, который, сука, меня в морг отправил. Ну, я ему как ебанул промеж глаз-то. А мужики мои в слёзы, Володька живой! Тут пили мы двое суток, с этим врачом и пили. Он, паскуда, говорит, что у меня от падения, какой-то нерв защемило и меня парализовало на время. А потом все нормально стало. А пульс он всё равно у меня не слышал.
Вот так меня чуть не похоронили. А на заводе потом выговор с занесением сделали, что два дня на работе не был.
3. Ну, слава богу
- Вот все тут хрипите и гавкаете, так это еще ничего. Вот привезли меня как-то с воспалением лёгких на Скорой в больницу, так там, в палате, ваще лежал неподъемный дед. За день тебя колют, промывают, процедуры всякие, а ночью ты думаешь отоспаться, так ведь нет. Дед как закашляет, что собака лает. Вся палата уснуть не могла.
А ещё дед ссался. Вроде бы затихнет, и ты потихоньку в дрёму погружается. Сны начинаешь видеть, что природа кругом, птички поют, речка бежит… А это, сука, не речка бежит – это дед на соседней койке ссытся. Ну что делать? Думал ему конец зажать, чтобы не бежало, дак ведь, неудобно – не свой же конец. Так вот и жили: то лает как дворняга – не уснуть, то ссыт под себя, а потом воняет, что кусок в горло не лезет на обеде, как вспомнишь.
Вот, однажды ночью совсем нашему деду хуёвенько стало: лает и лает, ссытся тут же, потом раз и перестал совсем. Подошли в койке, смотрим – помер дед наш. Ну, слава богу, что помер. Санитаров вызвали, чтобы унесли мертвяка, а сами заснули наконец-то по нормальному. Давно так не спали.
4. Забыли!
- Случился у меня лет десять назад приступ астмы. Жена говорит, чё, не дома же помирать – едь давай в больницу. Ну, приехала Скорая, привезла меня в больницу, медсестра завезла куда-то в комнату, поставила капельницу, закрыла дверь на замок и ушла. Дыхание мое восстановилось, капельница кончилась, а ее все нет. А я как раз ссать захотел. Как говорила ещё моя бабка: «ссать и родить нельзя погодить». Жду. Медсестры, суки, нет. Из-под иглы, что от капельницы, уже кровь пошла. Ну ладно, иглу-то я сам вытащил и хожу по комнате, ищу, куда бы конец пристроить. А некуда, вот были бы цветы хотя бы – полил бы, а тут хоть в кулак ссы. Зажал конец в кулак, чтобы не прыснуло, подошел к двери и жалобно так прошу, милые, позовите медсестру, щас скончаюсь.
Помогло, позвали сестру. Та дверь открывает и охает: «Ой, простите, простите, совсем забыла про вас». А мне что «простите», я конец в кулаке зажал и бегу по коридору до сортира с криками «разойдись!» Чуть не лопнул, обошлось. Вот так меня как-то забыли.
5. Как я в армию не пошел
- Сам я с 41 года. Жили мы тогда в подвале дома на Орджоникидзе, за Зоопарком. Маленький я был. А в подвале было мокро, воняло, и ползали двухвостки. Вот однажды эта тварь заползла мне в ухо. А вылезти она не может, сучка эдакая. Я ору. А она грызет мне перепонку, больно так. Мамаша мне давай в ухо кипяток лить, чтобы двухвостка вылезла, а она, сука, ещё больше давай грызть.
Не знаю из-за чего: из-за двухвостки или из-за мамкиного кипятка, но перестал я слышать на одно ухо. Вроде бы не мешало, одно ухо слышит – и ладно. А когда пришло время в армию идти – меня не берут и всё тут. Говорят, ты глухой, на одно ухо не слышишь, не положено. А я им, дяденьки, какой же я глухой, я же слышу на одно ухо. В общем, не взяли меня в армию, а это тогда было позором на всю жизнь. Это сейчас всех берут служить: и косых, и кривых, и глухих, и слепых. А тогда к этому серьёзно относились.
Зато теперь, бывало, смотрю телевизор, задремлю на одном ухе и не слышу, что он играет. Или просто балуюсь: одно ухо закрою – слышу, другое закрою – не слышу. Жена шутит про глухих: «Хорошо с вами. Пошлёшь на хуй, а вы: здрасьте, здрастье».
За продолжением прошу пожаловать в ЖЖ Димы
Больничный декамерон от Димы Михеенко
Случилось тут солисту нашего любимого "Блюзсобеседника" загреметь в больничку. Но ведь душа поэта не может просто лежать в своем теле и спокойно болеть. Как результат - Дима не только выздоровел, но и обогатился множеством историй, рассказанных соседями по палате.
читать дальше
читать дальше